Публикации Максимычева 90-х годов, хотя их есть за что критиковать, были выполнены на достаточно высоком уровне. Однако чем дальше, тем сильнее его работы превращались в политическую публицистику, причем довольно низкого качества. Возьмем для примера опубликованную в 2014 году книгу «Россия – Германия. Война и мир».
Эта книга посвящена, как становится ясно уже из названия, отношениям двух стран. По своему жанру она относится скорее к научно-популярным. Перу автора принадлежит много работ по данной теме, и эту книгу можно рассматривать в качестве определенного итога его многолетней научной деятельности.
Уже гриф "Наталья Нарочницкая рекомендует прочитать" настораживает. Однако авторитет автора все-таки перевешивает, к тому же бывает, что издатели вешают идиотские грифы на вполне годные произведения. Поэтому открываем книгу и начинаем читать, стараясь не обращать внимание на написанное Нарочницкой предисловие.
Однако вскоре выясняется - гриф стоит не зря. Если говорить о тексте в целом, то отражение в нем российско-германских отношений напоминает отражение человека в кривом зеркале. Вроде бы и ноги, и руки на месте – но картина получается искаженной, причем так, что хочется то ли смеяться, то ли плакать. Меткие наблюдения и верные выводы буквально тонут в море стереотипов и пропагандистских штампов, реальность постоянно подменяется вымышленным миром, в котором «треугольник» Москва-Берлин-Париж (кратковременное и давно забытое явление) до сих пор существует, а едва ли не главной целью немецких школьных учебников является воспитание русофобии с младых ногтей. Но не будем забегать вперед.
На самом деле, в довольно масштабной (более 500 страниц) книге Максимычева есть две главных мысли, ни одна из которых не является свежей и оригинальной: "Россия хорошая и миролюбивая, всегда всем помогает, а все нас ненавидят, потому что плохие" и "Россия и Германия должны сотрудничать, немцам это нужнее, но они почему-то не хотят, как мы их ни уговариваем – глупые, наверное".
Для доказательства этих тезисов автор использует практически все манипулятивные приемы, какие только возможно. К примеру, описывая ситуацию начала ХХ века, Максимычев пишет: "Значительная часть политических элит объединенной Германии пришла к выводу, что сформулированная Вильгельмом II задача обеспечения немцам «места под солнцем» может быть решена только за счет захвата земель на востоке Европы" (стр. 38). Дело даже не в том, что слова о «месте под солнцем» принадлежат статс-секретарю ведомства иностранных дел Бернгарду фон Бюлову и касаются заокеанских колоний. Дело в том, что Максимычев умалчивает об одной важной детали – насколько «значительной» была упомянутая им «часть политических элит». Ниже он приводит цитату главы Пангерманского союза Генриха Класса и продолжает: "Распространенный в Германии феномен вражды к стране, которая на протяжении столетий была партнером, а то и союзником, отражал острое чувство зависти" (стр. 40). На основании этой и подобных фраз у читателя формируется представление о том, что описываемые феномены (безусловно, существовавшие) были характерны для германского общества в целом.
В реальности влияние Пангерманского союза в кайзеровской Германии не было доминирующим. Это была лишь одна из политических группировок, прославившаяся благодаря своему радикальному шовинизму, но не представлявшая германское общественное мнение в целом. Судить на основании заявлений Класса о настроениях всех немцев – все равно, что судить о российском общественном мнении по выступлениям В.В. Жириновского, возглавляющего, кстати, постоянно представленную в Государственной Думе политическую партию. Было бы любопытно посмотреть, как Максимычев отнесся бы к немецкому политологу, который написал бы примерно следующее: "Даже ослабленная Россия продолжала стремиться к безудержным захватам чужой территории. Один из самых видных политиков страны открыто заявлял о необходимости «омыть сапоги в Индийском океане». Русские не знали предела в своих захватнических аппетитах: на заседании близкого к правительству Изборского клуба в 2014 году было заявлено: «Пульсируя, наша империя всегда превосходит свои границы. А закончит она пульсировать, когда ее границы совпадут с границами евразийского континента. Это задача масштабная, но она соответствует русской идее»..."
Наверное, прочитав нечто подобное, Максимычев назвал бы это злобной русофобской агиткой, искажающей реальное положение дел. Однако автор вышеприведенного отрывка всего лишь повторил бы приемы, которыми не брезгует сам Игорь Федорович, обвиняя немцев в тотальной русофобии. При этом он даже не всегда дает себе труд найти хоть какое-то подтверждение своим словам. Заявляя, что для немцев с демократическими убеждениями "...«абсолютным злом» были все русские независимо от их положения в обществе" (стр. 40), Максимычев ссылается на…
Как Вы думаете, на что?
Парам-парам! Никогда не догадаетесь! На письмо П.В. Анненкова И.С. Тургеневу! Видимо, ни одного немецкого высказывания, которое подкрепляло бы озвученный вывод, отыскать просто не удалось. За такой "босяцкий прием" я ругаю даже первокурсников. Здесь его использует заслуженный ученый.
Однако это не смущает Максимычева, который утверждает, что отношения между русскими и немцами на рубеже XIX-XX вв. стали портить "пангерманская пропаганда, мутным валом накатывавшая из рейха" и "распространявшаяся в объединившейся Германии русофобия" (стр. 44). Это, дескать, негативно влияло на отношение русских к немцам. Безусловно, и то, и другое имело место – но у автора вновь получается кривое зеркало, в котором как-то незаметно исчезает столь влиятельный в России панславизм. Панславистские идеи, распространявшиеся одновременно с пангерманскими и во многом симметричные им, включали в себя враждебность к немцам как «поработителям славян» и отношения двух народов тоже не улучшали. Но это плохо вписывается в задачу Максимычева – обвинить немцев во всех проблемах двусторонних отношений – поэтому панславизм упоминается только в другом месте и только мимоходом.
Не гнушается Максимычев и более грубыми приемами. "Кампания 1915 года велась только на Восточном фронте (...), в то время как на Западном фронте было "без перемен" - англичане и французы зализывали раны" (стр. 55). Это прямая ложь, широко распространенная в отечественной литературе - в 1915 году на Западном фронте союзники организовали ряд наступлений, правда, не добившись серьезных успехов. Причем, как явствует из цифр, приведенных тут же самим Максимычевым, значительно больше половины дивизий австро-германского блока находились именно на Западном фронте. Однако спросить себя, что они там делали, если "кампания велась только на Восточном фронте", Максимычеву в голову не приходит.
К слову, не так давно я писал статью об отражении истории Первой мировой войны в российских школьных учебниках и обнаружил несколько устойчивых мифов, кочующих из одного издания в другое. Но о них нужно писать отдельно. Вернемся к Максимычеву. Возможно, заслуженный дипломат немного путается в истории, но сегодняшний день знает отлично? Давайте посмотрим.
"Вооруженное вмешательство во внутренние дела других стран стало (...) официальным принципом внешней политики ФРГ, что также противоречит букве и духу заключенных ею в 1990 году договоров" (стр. 370). Что допустимо для политической пропаганды, то недопустимо для эксперта. Статья 2 Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии (на которую, очевидно, и ссылается Максимычев) содержит весьма расплывчатые формулировки и, по сути, отсылает к Основному закону ФРГ. Что касается последнего, то Федеральный конституционный суд в 1994 году постановил, что операции бундесвера за пределами ФРГ не противоречат Основному закону при определенных условиях. Можно говорить о нарушении в 1999 году немцами духа договора (это спорный момент), но никак не буквы.
"Ишингер сформулировал заветную мечту, взлелеянную в ФРГ почти полвека назад: уравнять гитлеровский национал-социализм, осужденный Нюрнбергским трибуналом народов, с "реальным социализмом" " (с. 372). В статье, на которую ссылается Максимычев (Вольфганг Ишингер. Будущее России лежит в Европе // Независимая газета. 09.08.2000), как может убедиться каждый желающий, ни о каком "уравнивании" и вообще сравнении двух режимов речи нет. Ишингер говорит: "Коренной вопрос в том, как Россия обойдется с наследием Советского Союза. На мой взгляд, в собственных российских интересах было бы провести еще более четкое размежевание с системой Сталина и Ленина, включая четкое определение, где и кому была нанесена несправедливость, будь то внутри или вне страны. Это, в частности, касается и отношений с балтийскими государствами, и нанесенной им несправедливости". К этим словам можно относиться по-разному, но приписываемой Максимычевым мысли у Ишингера нет. И, что самое важное, не может быть в принципе - для крупной политической фигуры в ФРГ немыслимо нарушать официальный тезис об уникальности преступлений национал-социализма.
"Насколько эффективным было воздействие тройки [Париж - Берлин - Москва - Прим. мое] на ситуацию в мире и сохранится ли такое воздействие в будущем?" (стр. 395) "Конечно, нужно сохранять поддержку идеи франко-германо-российской тройки" (стр. 396). На следующих страницах таких цитат можно наковырять еще пару десятков. В 2014 году писать об актуальности "франко-германо-российской тройки" - все равно, что всерьез оценивать перспективы Священного Союза. "Ось Париж - Берлин - Москва" была сугубо тактической комбинацией, которой немцы и французы изначально не придавали основополагающего значения, а с 2005 года она и вовсе ушла в прошлое. У нас же, не поверив собственному счастью, мгновенно придали тактической комбинации характер глобального альянса и год за годом продолжали цепляться за призрак "сотрудничества с Европой против Америки". Некоторые, похоже, цепляются до сих пор. Для эксперта это уже - признак профнепригодности.
"Самостоятельная позиция Германии по иракской и сирийской проблемам в огромной степени обусловлена югославским синдромом" (стр. 462). Если в случае с Ираком еще можно говорить о чем-то связанным с Югославией (и то с большой натяжкой), то при принятии решения по Сирии учитывался, в первую очередь, афганский опыт. Можно (и нужно) говорить об "афганском синдроме" немецких политиков. Почему же Максимычеву милее придуманный им "югославский синдром"? Да потому, что агрессия против Югославии в 1999 году осуществлялась без санкции Совбеза ООН (и России), а на действия в Афганистане с 2001 года мандат ООН был получен (то есть согласие России имелось)!
"В ходе состоявшегося осенью 2004 года анкетирования представительной группы немецких политиков, политологов и журналистов большинство опрошенных высказались в пользу предположения, что к 2020 году Россия станет важнейшим стратегическим партнером Евросоюза" (стр. 464). Ссылка идет на статью газеты "Die Welt" 2004 года, и проверить корректность перевода у меня возможности нет (на сайте газеты есть архив лишь начиная с 2006 года). Подозреваю, что слово "важнейший" означало в данном случае "очень важный", а не "самый важный из всех". Однако, в любом случае, использовать в книге 2014 года издания в качестве актуальной информации данные опроса 2004 года, проводившегося, когда российско-германские отношения находились совершенно в ином состоянии, абсолютно некорректно.
Примеры можно было бы множить и дальше. Они есть практически на каждой странице. Максимычев, в отличие от Вороненковой, редко допускает грубые ошибки. Все-таки он - человек вполне образованный и знающий. Однако мелкие искажения, каждое из которых по отдельности вполне безобидно, в совокупности создают критическую массу, которая и превращает книгу в "кривое зеркало", рисующее искаженную картину и прошлого, и настоящего. Если наши сегодняшние дипломаты руководствуются именно такими представлениями о Германии (а скорее всего, так оно и есть), то наша внешняя политика на германском направлении вряд ли сможет добиться серьезных успехов даже в более благоприятных условиях, чем сейчас.