Узнав об унизительных французских требованиях и об угроза войны, немецкий народ поднялся в едином порыве. Нападение извечного врага сплотило всех; разногласия оказались забыты. Каждый был готов принести на алтарь Отечества все требуемые жертвы. Немцы окончательно осознали себя единой нацией, воодушевленной возможностью смыть с себя многолетний позор и отомстить заносчивым галлам за все обиды...
...Именно так еще много десятилетий после окончания войны рисовали происходившее "официальная" историография и школьные учебники. Подобного рода картинки нет-нет да и встречаются в статьях и книгах и сегодня. Но соответствовали ли они действительности?
Сторонний наблюдатель, попавший в середине июля в прусскую столицу, мог бы с уверенностью подтвердить: да, так все и было. Вот что, к примеру, писал австрийский журналист Генрих Поллак: "Войска, проходившие через город, встречали восторженный прием, а перед королевским дворцом стояли сотни людей, смотревшие на (…) окно рабочей комнаты короля и громко ликовавшие каждый раз, когда старый монарх появлялся в нем или хотя бы тень свидетельствовала о его присутствии. Ничто не указывало на серьезность ситуации, на опасности, которые влечет за собой война. Все выглядело так, словно она уже завершилась, словно кампания уже увенчана победой – таким было повсеместное воодушевление, охватившее в равной степени все слои населения".
Действительно, в патриотических манифестациях в центре прусской столицы приняли участие тысячи, возможно, десятки тысяч людей (в те времена подсчеты никто особо не вел). В толпе можно было увидеть и респектабельных господ, и мальчишек-оборванцев. Но действительно ли эти тысячи людей, собравшиеся в центре Берлина, представляли все население Пруссии, не говоря уже о Германии в целом?
В этом можно усомниться. В 1870 г. в прусской столице проживало около 800 тысяч человек. Лишь малая их часть ликовала на улицах. Это, конечно, не значит, что все остальные были настроены против войны; однако, наблюдая большую и впечатляющую толпу, нужно всегда нужно помнить о том, что она может быть велика в абсолютных цифрах, но при этом очень мала относительно всего общества в целом. И представлять не все население, а лишь отдельные его группы.
В данном случае этой группой был городской "средний класс" в "старых" прусских провинциях. Именно в данной среде были особенно популярны националистические идеи, враждебность к Франции и проект объединения Германии вокруг Пруссии. Именно здесь лозунг "
Гораздо меньше энтузиазма проявляли:
- Жители "новых" прусский провинций, присоединенных в 1866 г. Британский журналист У. Расселл вспоминал о весьма холодном приеме в Ганновере: «Наш военный эшелон не вызывал ни малейшего энтузиазма у горожан, рабочих и крестьян, находившихся на вокзале. Они смотрели на нас холодно и не отвечали на приветствия солдат».
- Жители прирейнских территорий. Здесь был весьма силен страх перед разорительным французским вторжением.
- Рабочие, ремесленники, сельские жители. В этой среде начало войны и призыв кормильца в армию воспринималось в первую очередь как бедствие в масштабах отдельно взятой семьи.
Наконец, еще одной группой немцев, в целом прохладно относившихся к начинающейся войне, были жители южногерманских государств. Настроения в стиле "это не наша войны" были весьма распространены к югу от Майна. Между тем, именно реакция южногерманских государств (и их населения) была критически важна для Бисмарка - они, а не Франция, являлись главным объектом его политики. Большие надежды с южными немцами связывали и в Париже; но о том, чья ставка в итоге выиграла и почему, мы поговорим отдельно.
А пока нужно констатировать: ни о каком тотальном воодушевлении в июле 1870 года (как и в августе 1914-го) речи не шло. Разные группы в немецком обществе по-разному реагировали на начало войны. Большая и громкая толпа не должна в данном случае вводить нас в заблуждение и заслонять тех, кто хранил молчание.
