Франко-германская война 1870-71 гг. стала одной из важнейших составляющих национального мифа Второй империи. Именно она, согласно этому мифу, породила немецкое единство. Поэтому говорить о каких-то проблемах в отношениях представителей разных немецких государств было категорически не принято. Позиция "все молодцы" стала официальной. И только местами в письмах, мемуарах и дневниках внимательный читатель увидит следы иной реальности. Реальности, в которой отношения "северян" и "южан" были далеко не безоблачными.
Под "северянами" я в данном случае имею в виду в первую очередь пруссаков, под "южанами" - баварцев. Действительно, именно Бавария отправила на войну самый большой (после Пруссии) контингент - целых два армейских корпуса. Командовать 3-й армией, в состав которой они входили, назначили не кого-нибудь, а прусского кронпринца Фридриха Вильгельма; фигура рангом пониже на этом посту считалась обидной для союзников.
Первые проблемы начались уже в первых сражениях. Баварцы и по уровню подготовки, и по качеству вооружения объективно уступали пруссакам. Уже 6 августа при Вёрте Фридрих Вильгельм оказался вынужден отдать союзникам довольно резкий приказ: "Скажите, что кронпринц Пруссии повелевает им именем их короля наконец нормально атаковать и отбросить противника; повсюду наши части победоносно наступают, только они топчутся перед врагом!"
Вскоре по прусской армии пошли гулять анекдоты про баварцев.
После боя прусский офицер укоризненно выговаривает пленному французскому коллеге:
- Как же так, цивилизованная нация, а притащили в Европу диких туземцев и дали им оружие!
- Ой, ну вот кто бы говорил! Вы вообще баварцев с собой привели!
Именно баварцев стали едва ли не первыми обвинять в военных преступлениях. 1 сентября под Седаном самые ожесточенные бои разгорелись за деревушку Базейль, где наступали части I баварского корпуса. После сражения французы утверждали, что разъяренные немцы перебили мирных жителей деревни, в том числе женщин и детей. Немцы, в свою очередь, ссылались на то, что штатские сами взяли в руки оружие. После войны было проведено специальное расследование, в результате которого выяснилось, что жертвы среди мирных жителей, действительно, имелись, но в гораздо меньших масштабах, чем предполагалось раньше. Установить обстоятельства смерти каждого было уже невозможно, но как минимум значительная часть стала жертвами шальных пуль.
Тем не менее, после Седана за баварцами с обеих сторон закрепилась репутация солдат не очень дисциплинированных, но жестоких. О том, насколько живучей она оказалась, свидетельствует опубликованная в 2008 году статья Марка Стоунмена "Немецкие зверства в войне 1870-71 гг. на примере баварцев".
В то же время после Седана отношение прусского командования к боеспособности баварцев изменилось в лучшую сторону. И когда в начале октября в немецкой главной квартире поняли, что на Луаре творится что-то нехорошее, на юг направили тот же I баварский корпус фон дер Танна, усилив его одной прусской пехотной (22-й) и тремя кавалерийскими дивизиями - 30 тысяч человек при 160 орудиях.
10 октября фон дер Танн отбросил части 15-го французского корпуса у Артене, и только пассивность немецкой кавалерии не позволила устроить локальный Седан. На следующий день баварцы вошли в Орлеан. Мольтке приказал фон дер Танну развивать успех и наступать на Бурж. Однако баварский генерал видел ограниченность своих сил и опасался растягивать коммуникации. Это вызвало понятное недовольство и в штабе 3-й армии, и в главной квартире. Стеротипы, связанные с баварцами, вновь ожили: эти южане хороши только в грабежах, но не в бою!
- Как баварец объясняется с хозяевами дома, в котором его расквартировали?
- Ему хватает двух французских слов. Он демонстрирует французу часы, указывает пальцем на четыре точки на циферблате и говорит "есть". Потом обводит пальцем весь циферблат и добавляет "пить".
У пассивности фон дер Танна были, однако, весомые основания. Баварская военная система не давала возможности оперативно восполнять потери, и корпус довольно быстро "стачивался". Он уже понес потери в августе, был в самой гуще Седанского сражения и теперь практически в одиночку вел войну против республиканских войск на Луаре. К декабрю он будет представлять собой фактически усиленную бригаду и практически полностью утратит боеспособность. Все это, разумеется, вызывало в прусских штабах только язвительные и пренебрежительные комментарии. Вскоре считалось, что баварцы неспособны даже удержать свои позиции без прусской помощи.
Тем временем Гамбетта лихорадочно формировал новые дивизии и корпуса и настаивал на скорейшем наступлении. К концу декабря в составе Луарской армии генерала Ореля было уже около 70 тысяч человек. 7 ноября они перешли в наступление на Орлеан. Фон дер Танну предстояли нелегкие дни.
