Соотношение сил в этот день было не просто невыгодным для пруссаков, как мог бы подумать читатель, а катастрофически невыгодным. С французской стороны участие в сражении приняли около 60 тысяч человек, с прусской - 11 тысяч. Значимые подкрепления к пруссакам подошли только к концу дня. В плане артиллерии соотношение было несколько лучше - 70 немецких орудий против 138 французских - но все равно далеко не равным.
И все же в течение дня двум корпусам Луарской армии удалось лишь несколько потеснить противника. Со всей очевидностью обнаружилось, что если толпе людей выдать оружие, униформу и научить худо-бедно стрелять, они от этого не станут армией. Бросать их в наступление - как выходить на бой с пикой против винтовки. И никакой патриотизм, воодушевление, порыв эту ситуацию принципиально не изменят. Они, образно говоря, сделают пику острой, легкой, удобной - но она останется пикой. Против винтовки. Может, уже изрядно изношенной, дающей осечки, но винтовки. Французский командующий генерал Орель это прекрасно понимал и поэтому возражал против наступления. Однако правительство в Туре надеялось повторить девяносто третий год - не понимая, что ситуация нынче принципиально иная, и второго Вальми с этим противником не получится.
Нужно сказать, что 18-й и 20-й корпуса были далеко не лучшей частью Луарской армии. Вопреки распространенному убеждению, после августовского разгрома во Франции уцелело довольно много осколков старой армии - части, прибывшие из Алжира, подразделения, не успевшие завершить мобилизацию, счастливчики, вырвавшиеся из вражеского кольца при Седане... В общей сложности это были десятки тысяч профессионалов, которых, естественно, использовали при формировании новых соединений. И столь же естественно, что львиная их доля вошла в состав "ранних" корпусов - 15-го и 16-го. Потом запас иссяк, и в общем и целом можно сказать, что чем больше был номер корпуса, тем хуже его качество. Именно поэтому 18-й и 20-й корпуса в результате сражения не просто не добились успеха, но в значительной степени утратили боеспособность и начали откатываться на юг без всякого серьезного давления со стороны противника. Один день напряженного боя - все, на что хватило их сил.
Но это, разумеется, не значит, что пруссакам пришлось легко. Французы храбро бросались в атаку, а соотношение сил было столь невыгодным, что в течение дня неоднократно возникали критические моменты. Наиболее ожесточенные бои развернулись за сам городок Бон-ла-Роланд. Именно здесь произошел незначительный на первый взгляд, но очень показательный эпизод, о котором я сегодня и расскажу.
...Гауптману Файге (Feige) не повезло с фамилией. В переводе с немецкого она означает "трусливый". Мы не знаем, дразнили ли его из-за этого в детстве и в юности. В любом случае, фамилия ни в коей мере не помешала этому офицеру стать командиром 7-й роты 57-го пехотного полка. Утром 28 ноября его рота получила от командира полка приказание срочно двигаться к командному пункту; командование пока не знало, где противник нанесет главный удар, и хотело иметь побольше сил в резерве.
Путь 7-й роты пролегал через Бон-ла-Роланд; к тому моменту городок уже был атакован противником. Здесь к Файге обратился его однополчанин гауптман фон Нацмер: "Вы прибыли с подкреплением?" Командир 7-й роты ответил, что идет по приказу начальства в тыл. В ответ Нацмер попросил оказать ему помощь - французов слишком много, а его сил слишком мало для удержания городка.
Файге, собственно, и сам это понимал. Он видел плотную массу наступающих французских полков. Но как раз в этот момент прискакал вестовой с повторным приказом немедленно продолжить движение. Гауптман выслушал его... и приказал своей роте занимать позиции для обороны городка. Файге прекрасно понимал, к каким последствиям приведет неподчинение приказу. Но он оценил ситуацию и сделал вывод о том, что захват Бона французами будет иметь весьма негативные последствия для всей немецкой обороны. С большим трудом городок удалось удержать; если бы не самодеятельность Файге, все могло бы оказаться гораздо печальнее...
Таких примеров в ходе Франко-германской войны хватало с избытком. И тогда, и впоследствии они вызывали жаркие споры. Да, инициатива - это здорово; но что получится, если каждый командир роты будет сам решать, выполнять ему приказ "сверху" или нет? Где та самая золотая середина между бездумным подчинением и абсолютной анархией? В прусской армии, возможно, тоже не нашли эту золотую середину. Однако инициатива и самостоятельность на всех уровнях приносила здесь в конечном счете больше пользы, чем вреда. Почему? Это - тема для отдельного большого разговора.