В течение шести месяцев, прошедших после Московской речи до начала боевых действий, я имел возможность наблюдать развитие ситуации с близкой дистанции. Это позволяет мне с уверенностью утверждать, что император Александр мог распустить войска по домам при радостном одобрении большинства своих подданных. Два или три раза он был близок к тому, чтобы принять такое решение, однако агитаторы за «славянское дело» не выпускали его из-под контроля.
12 ноября император вернулся в Петербург и вскоре смог убедиться в том, что желание сохранения мира являлось здесь всеобщим и весьма сильным. Это желание было выражено в адресе, подготовленном петербургским дворянством; той же позиции придерживались и военные круги. Примечательно, что Его Величество однажды сказал приближенной к нему и знакомой мне даме: он не припомнит, чтобы произнес в Москве слова о «славянском деле». Я постоянно слышал о стремлении сохранить мир; нас подозревали в том, что мы, немцы, подталкиваем императора к войне. Когда я желал удачи офицерам, отправленным в действующую армию, то почти всегда слышал в ответ: «Пожелайте нам лучше мира!»
18 ноября состоялся обычный праздник гвардейских гусар в Царском Селе, 20-го – праздник Московского гвардейского полка. В обоих случаях император избегал даже намека на возможность войны, и я по-прежнему слышал только пожелания мира, часто сформулированные в виде призыва: «Добейтесь для нас доброго мира! Обеспечьте нам мир!» Ловкий господин Половцов сделал тогда примечательное заявление: «Если бы Пруссия действительно была нашим другом, она бы запретила нам вести войну».
Denkwürdigkeiten des Botschafters General von Schweinitz. Bd. 1. Berlin: Hobbing, 1927. S. 366-367.
Швейниц Л.ф. При дворе Александра II. Записки германского посла. СПб.: Евразия, совсем скоро.