У нас только за последние годы случилось две великолепных истории, два удивительных на первый взгляд парадокса, которые могут стать замечательными кейсами в исследованиях российской исторической политики.
Первый - это, конечно, пресловутая доска Маннергейму. Память о Великой Отечественной у нас возведена практически в ранг гражданской религии, за оскорбление этой памяти грозят всевозможными карами... и тут среди бела дня на голубом глазу государственные служащие самого высокого уровня открывают мемориальную доску одному из союзников Гитлера. Причем не где-нибудь, а в городе, к блокадной трагедии которого он напрямую причастен. И только когда питерская общественность закономерно встает на дыбы, переносят эту доску с улицы в музей, продолжая упорно утверждать, что все вокруг дураки, и этот Маннергейм - это вовсе не тот Маннергейм, а другой, который он же, но раньше и потому не считается.
Второй - разворачивающаяся на наших глазах история с археологическими памятниками Охтинского мыса. Казалось бы, любой город, городок, деревушка, поселок городского типа пытаются приписать себе побольше лет, чтобы выглядеть солиднее. Нас впервые упомянули в летописи восемьсот лет назад, когда князь Кривослав Лютополкович в походе остановился справить тут нужду! А у нас неолитическая стоянка на территории, нате, выкусите! И только Петербург гордо и упорно начинает свою историю с 1703 года. И ни годом старше! Не было ничего на этом месте, ни крепостей, ни деревень. В лучшем случае приют убогого чухонца, да Дух Божий носился над болотом и страдал от вечной петербургской простуды. А все, что противоречит этой картине, мы игнорируем и закапываем.
И да, как в первом, так и во втором случае я прекрасно понимаю (или льщу себя надеждой, что понимаю), почему так происходит.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →