Легенда эта появилась сразу после окончания Берлинского конгресса в российской прессе и широко распространена до сих пор. В современном учебнике по истории России для вузов под редакцией Сахарова, например, говорится о занятой Бисмарком "антирусской позиции" и "предательстве". Насколько обоснованными являются эти обвинения?
Прежде чем ответить на этот вопрос, давайте проанализируем сам тезис о "немецкой неблагодарности". В его основе лежит мысль о том, что Россия помогла немцам, а те не отплатили добром за добро. Отмечу, что данный шаблон характерен и для многих других случаев - например, "болгарская неблагодарность" примерно того же времени. При этом в рамках шаблона мы, то есть Россия, действуем бескорыстно, исключительно в интересах того, кому мы помогли. А они... А что, собственно говоря, они? Очень хорошо это сформулировал в 1845 году А.С. Хомяков:
"Вспомнишь, как кого-то мы спасли от неизбежной гибели; как другого, порабощенного, мы подняли, укрепили; как третьего, победив, мы спасли от мщения, и т. д. (...) В нас живет желание человеческого сочувствия; в нас беспрестанно говорит теплое участие к судьбе нашей иноземной братии, к ее страданиям, так же как к ее успехам; к ее надеждам, так же как к ее славе. И на это сочувствие и на это дружеское стремление мы никогда не находим ответа: ни разу слова любви и братства, почти ни разу слова правды и беспристрастия".
"Они" должны учитывать наши интересы и во всем идти нам навстречу. В течение какого времени? Неопределенного. Получается форменная долговая кабала, причем долг, по сути, неоплатный. Любое действие, противоречащее российским интересам, можно объявить "предательством" и "неблагодарностью".
Благодарность в международной политике - вообще говоря, понятие весьма относительное. Не то чтобы оно отсутствовало в принципе, но ожидать, что одно государство на протяжении длительного времени будет всецело подчинять свою политику интересам другого только из чувства благодарности - это верх наивности.
Еще один важный момент: за что мы испытываем благодарность? Например, Вашего предшественника уволили с работы за пьянство. Благодаря этому Вы устроились на освободившееся место. Должны ли Вы испытывать благодарность по отношению к своему предшественнику, чувствовать себя чем-то обязанным ему? Очевидно, что нет. Хотя, если вдуматься, именно его действия (пьянство) позволили Вам удачно трудоустроиться. Благодарность мы испытываем за какие-то сознательные действия, направленные на наше благо. Действия не обязательно бескорыстные (хотя бескорыстие усиливает благодарность), но предпринятые в ситуации свободы выбора (помогать или не помогать).
Имела ли место с российской стороны сознательная и бескорыстная помощь объединению Германии? Давайте посмотрим.
Процесс усиления Пруссии, на самом деле, никакого энтузиазма в российских правящих кругах не вызывал. Это достаточно хорошо показано в книге Л.И. Нарочницкой "Россия и войны Пруссии в 60-х годах XIX в. за объединение Германии "сверху" (М., 1960). Бисмарка недолюбливали, особенно после того, как он в 1866 году лишил тронов целую пачку германских монархов. Однако на каждом этапе не ссориться с Берлином оказывалось наиболее разумным и выгодным вариантом. В том же 1866 году, например, выбор был прост: благожелательно смотреть на действия Пруссии - чревато возможными неблагоприятными последствиями в отдаленной перспективе, поддержать Австрию - форменный идиотизм.
Вариантов действий у Петербурга было откровенно немного. Известно, что в период Франко-германской войны Россия заняла благожелательный нейтралитет по отношению к Пруссии. Но каковы были альтернативы?
- Вообще никак не реагировать на происходящее. Вероятный итог - благоприятные возможности, которые предоставляет ситуация (о них ниже), остаются неиспользованными.
- Дипломатическое вмешательство в пользу Франции. Итог - Германия все равно объединяется. Война, возможно, прекращается раньше, Франция терпит не столь сокрушительное поражение. Российская империя приобретает врага на своей западной границе. Причем делает это ради Франции, попытка "дружить" с которой во времена Второй империи успехом не увенчалась, а ныне там и вовсе бунтари у власти. Итог: чистый альтруизм, граничащий с идиотизмом.
- Военное вмешательство в пользу Франции. Чистый, беспредельный идиотизм - учитывая и внутреннее положение в России, и ситуацию на международной арене.
В Петербурге никто сознательно не способствовал объединению Германии как таковому. Более того, такое развитие ситуации представлялось скорее нежелательным. Однако на каждом конкретном этапе вариант "сохранять благожелательную позицию" оказывался лучшим из возможных.
Конечно, российская позиция несколько облегчила жизнь Бисмарку. Однако продиктована она была не альтруизмом, а собственными интересами - что, на мой взгляд, вполне нормально. Не стоит забывать, что под шумок Франко-германской войны - и при полной немецкой дипломатической поддержке - Россия аннулировала унизительные для нее статьи Парижского мира. Выгода, которую извлек Петербург из этой ситуации, вполне очевидна.
Казалось бы - и русские, и немцы выиграли. Время пожать друг другу руки и не считать, кто кому сколько должен. Квиты. Это называется не "бескорыстная помощь", а "деловое партнерство на взаимовыгодной основе".
Однако российские правящие круги с этим были не категорически согласны. В Петербурге тосковали по временам, когда Пруссия была младшим партнером николаевской России, и мечтали вернуться к этой безусловно выгодной ситуации. Конечно, нынешняя Германская империя - не Прусское королевство, но "они же нам должны"!
В период Восточного кризиса, в 1876 году, Александр II запрашивает Бисмарка (если переводить с дипломатического языка на обычный русский): "Что вы будете делать, если мы решим набить морду австрийцам?" Бисмарк честно отвечает (опять же в переводе): "Знаете, это не в наших интересах". Российский император сильно обижается о говорит о "неблагодарности".
Отмотаем пленку на год назад. В 1875 году во время кризиса во франко-германских отношениях Александр II заявляет Бисмарку (в переводе с дипломатического на обычный русский): "Если вы планируете снова набить морду французам, знайте: это не в наших интересах".
Казалось бы, и в том, и в другом случае все нормально: каждое государство устами своего высокопоставленного представителя заявляет о своих интересах. Но нет. России можно иметь свои интересы. Немцам - нельзя. Потому что они по гроб жизни обязаны.
1878 год. Берлинский конгресс. Бисмарк заявляет о том, что будет играть роль "честного маклера". Который будет посредником, не защищающим ничьи частные интересы. Врет, конечно. Потому что он будет защищать интересы Германской империи. Странно, да? Германский канцлер, эдакий мерзавец, защищает не интересы России, а интересы Германии. Нет бы ему полностью поддержать Петербург, поссорившись с Веной и Лондоном на радость Парижу!
Надо сказать, что на конгрессе Бисмарк действительно стремился учесть интересы всех сторон, в том числе и России. В исследовательской литературе до сих пор продолжаются споры о том, чем руководствовались на самом деле российские дипломаты, заключая Сан-Стефанский мир, очевидно "непроходной" в рамках системы "Европейского концерта". Столь серьезное изменение статус-кво в Восточном вопросе было немыслимым, какая бы держава ни попыталась его произвести. Если кто-то из российских дипломатов всерьез рассчитывал, что "никому нельзя, а нам вот можно", то он очень глубоко заблуждался. Тем большей наивностью было рассчитывать на то, что придет добрый Бисмарк и совершит невозможное во имя дружбы с восточной соседкой.
В интересах Германской империи было сохранить хорошие отношения с Россией. Но не любой ценой. Становиться младшим партнером Петербурга вовсе не входило в планы "железного канцлера". Вместо того, чтобы рассматривать это как совершенно нормальную ситуацию, российская политическая элита и общественность после конгресса закатили истерику, сделав Бисмарка козлом отпущения за все, включая ошибки собственной дипломатии. Эта истерика на страницах исследовательской - и научно-популярной - литературы продолжается едва ли не до сих пор.
Повторюсь - в качестве орудия лубочной пропаганды эта истерика была хороша (хотя я негативно отношусь к лубочной пропаганде). Но когда в стране эльфов начинают жить первые лица государства, это уже катастрофа. Потому что успешно проводить внешнюю политику, руководствуясь мифами и иллюзиями, невозможно.
Что позволяет мне говорить о том, что такая реакция не была чисто пропагандистским ходом? Приведу один факт. В 1879 году Александр II написал своему дяде, германскому императору Вильгельму I, письмо, вошедшее в историю под названием "письма-пощечины", где в весьма резких выражениях упрекал его в неблагодарности. Письмо это сыграло весьма серьезную роль в том, что поворот Берлина в сторону тесного сотрудничества с Веной стал реальностью (что, конечно же, российским интересам никак не соответствовало). Это показывает, что речь идет не о дешевой пропаганде для масс, а о вполне искренней убежденности политической элиты в том, что мы действительно оказали немцам неоценимую услугу, и теперь они нам обязаны по гроб жизни.
История, как известно, порой повторяется. И в конце ХХ века в России вновь заговорили о том, что немцы должны быть благодарны нам за свое объединение. На сей раз объединение 1990 года. В этом случае реальных оснований для благодарности у германской стороны еще меньше, чем в эпоху Бисмарка. Однако миф продолжает жить, повторяться в трудах авторитетных экспертов и, похоже, в головах российских политиков. Что, естественно, ни к чему хорошему привести не может по определению.